Деградация экспертных заключений центра им. Сербского – цена отказа от состязательности

Ситуация разбираемого дела типична для нынешних афер с использованием психиатрии. Некий А. продал три земельных участка и дачу, принадлежавшие его матери, а когда покупатель В. построил на одном из участков дом, А. заявил, что ничего не помнит и денег не получал. Выяснилось, что покупка состоялась буквально в паутине всевозможных доверенностей и передоверенностей, а сам А. вовсе не субъект хитроумных проделок, а – судя по его собственным словам – жертва отравления.

Мать подала в суд на признание сделки недействительной, требуя назначить А. судебно-психиатрическую экспертизу, поскольку он в тот момент не понимал, что делает. Поскольку суд в назначении экспертизы отказал, А. добился возбуждения уголовного дела в отношении жены, которая «путем обмана и злоупотребления доверием завладела принадлежавшими ему деньгами в сумме 139500 долларов США». Вот тут-то ему и назначили экспертизу, поручив ее проведение – по ходатайству поэкспертного – Областному центру судебной психиатрии. А. проявил завидную предприимчивость и изобретательность: сам собрал все медицинские документы, кое-что добавил от себя, кое-что предпочел не показывать… Эксперты отнеслись с полным доверием к сказочке про то, как злая жена в течение года тайком подсыпала аминазин, а может даже делала инъекции. Сначала говорила, что это витамины, а потом призналась, что давала аминазин, а может и галоперидол. На суде она, конечно, все отрицала, но разве ей можно верить? Она же заинтересованное лицо! То ли дело А.? Деловой человек, занимается строительным бизнесом, судился единственный раз – по поводу переноса забора. Ну, возбудил один раз уголовное дело против жены, которое потом закрыли с формулировкой: «собранные доказательства позволяют предполагать, что в преступлении виновен А.», ну возбудил другой раз уголовное дело против «неизвестного лица, которое в неустановленном месте приобрело медицинскую справку на имя А. и получило по ней дубликат водительского удостоверения», а почерковедческая экспертиза показала, что с заявлением о выдаче дубликата водительского удостоверение обращался сам А… Но это ведь все пустяки. А последнее уголовное дело еще и неизвестно чем закончится. Сказано ведь, что «в мае 2005 г., точные дата и время следствием не установлены, неизвестные лица, путем злоупотребления доверием, на протяжении одного года подсыпали А. психотропные препараты в пищу и жидкость, подавляя в нем волевые регуляторы, а затем использовали его подавленное состояние в целях завладеть всем принадлежащим ему имуществом,.. В результате преступных действий со стороны неизвестных лиц А. был причинен материальный ущерб в особо крупном размере на общую сумму 28.884.000 рублей».

И эксперты Областного центра судебной психиатрии (МОЦССП) М.А.Догадина, Г.К.Дорофеенко и С.В.Трофимов решили, что у А. с конца 2004 года – начала 2005 г. развилось «органическое расстройство личности токсического генеза с выраженными изменениями психики, достигавшими психотического уровня», потому он был «неспособен понимать характер и значение своих действий и руководить ими». Вскоре это заключение было признано «незаконным и противоречащим требованиям УПК РФ», однако в деле все документы остались и впоследствии другие эксперты относились к сделанным выводам с полным доверием. Это были эксперты Государственного научного центра социальной и судебной психиатрии им. Сербского. Они в одном и том же составе (Е.В.Клембовская, Н.К.Харитонова, Е.В.Королева, И.А.Козлова) провели по направлению двух разных судов две амбулаторные и две стационарные судебно-психиатрические экспертизы. И там, где никто из врачей в рассматриваемый период не удостоверял сколько-нибудь выраженной психопатологический симптоматики, не говоря уже о психотическом уровне, там, где одна из ведущих неврологических клиник страны энергично подчеркивала ятрогенную природу отмечавшихся у А. расстройств, вынесла заключение, что «у А. имеется органическое эмоционально-лабильное расстройство в связи со смешанными заболеваниями (F 06. 68)», и «в связи с употреблением нескольких психоактивных веществ (F19), он не мог понимать значение своих действий и руководить ими при заключении сделки купли-продажи земельных участков и дачи от 04 августа 2005 года».

При этом эксперты Центра им. Сербского целиком положились на показания самого А. Спрашивается, чем же отличается из амбулаторная экспертиза от стационарной? Ведь в психическом статусе нет ни слова о поведении подэкспертного в стационаре по дневникам истории болезни, и по журналу наблюдений персонала.

АКТисследования заключения комиссии экспертовстационарной судебно-психиатрической экспертизы А. , 1965 г. рожд.от 12 ноября 2008 г.

Настоящие разъяснения даны 16 января 2009 г.

по запросу адвоката Ковалева Романа Николаевича

на основании представленных им ксерокопий:

- заключения судебно-психиатрической комиссии экспертов от 12 ноября 2008 г. № 826 на А., проведенной в ГНЦСиСП им. В. П. Сербского,

- заключения судебно-психиатрической комиссии экспертов от 12 ноября 2008 г. № 826/б на А., проведенной в ГНЦСиСП им. В.П. Сербского,

- заключения о невозможности решения экспертных вопросов в амбулаторных условиях № 489/а от 02.06.2008 г. (ГНЦСиСП им. В.П. Сербского),

для ответа на вопрос: являются ли выводы комиссии экспертов № 826 научно обоснованными?

Заключение написано на 22 страницах, из которых 16 страниц занимает описательная часть, 1 страницу – соматический и неврологический статус, 2 страницы – психическое состояние и 1 страница – выводы и их обоснование.

Описательная часть, несмотря на крайне небрежное запутанное представление данных, диспропорцию частей и т.д., представлена достаточно для ответа на поставленные судом вопросы:

Характерная для сделок с недвижимостью схема действий с цепочкой доверенностей, встречных исков, реальных или фиктивных обвинений, разводов и т. п. – предмет собственно юридического и разве что клинико-психологического анализа, но не психиатрического заключения. Психиатрическая квалификация осуществляется независимо от намерений подэкспертного и других связанных с ним лиц. Психопатологическая симптоматика, определяющая ответ на заданный экспертам вопрос, коренится на более глубоком и фундаментальном уровне, чем психологические переживания и намерения, включая возможные элементы аггравации и симуляции.

В представленном заключении мы сталкиваемся с явно искусственной картиной.

Во-первых, больные с диагнозом, который неоднократно, на самом высоком уровне выставлялся подэкспертному («ятрогенный нейролептический синдром – болезнь Брейгеля: параспазм, проявляющийся блефороспазмом с орамандибулярной дистонией, синдром Паркинсона ятрогенного генеза»), ни при каких условиях не теряют способности осознавать характер своих действий и руководить ими. Они действительно могут впечатлять выразительной картиной своих подергиваний, гиперкинезов, особенностей речи, характером жалоб, но при этом нередко сохраняют способность частично усиливать или притормаживать эти проявления, а какого-либо параллелизма между их экспрессивностью, субъективной мучительностью и реальной тяжестью не существует. Это неврологические, а не психические расстройства, а эмоциональные переживания этих расстройств не доходят до клинически значимого для психиатра уровня. Этот тезис проф. В.Л.Голубева в ответ на адвокатский запрос фигурирует в заключении экспертов (с. 13), но игнорируется ими, хотя выражен самым решительным образом: «Этот диагноз не может влиять на психическую деятельность в плане лишения А. возможности отдавать отчет в своих действиях и руководить ими».

Во-вторых, прием на указанном фоне неврологических расстройств феназепама, обнаруженного лабораторным методом, и даже больших нейролептиков, о чем имеются только устные заявления и некоторые косвенные данные, не ведут к потере способности понимать значение своих действий и руководить ими. Даже если допустить бесконтрольный прием этих средств самим подэкспертным, или злоумышленно целенаправленное употребление им этих препаратов, их действие ограничивается:

Но все это нисколько не меняет целевые установки личности и не изменяет ее типологические особенности, которые у подэкспертного достаточно далеки от каких-либо признаков зависимого расстройства личности, легкой внушаемости, пассивности, характерологической астеничности. Тем более, что принимаемые дозы автоматически ограничиваются способностью передвигаться и выглядеть сносным образом при нотариальных и тому подобных прочих действиях. А эти моторные и вегетососудистые нарушения возникают раньше и выражены значительнее интенсивнее, чем нарушения собственно психических функций.

В-третьих, ответ экспертов на вопрос суда находится в грубом противоречии с описанным ими самими психическим состоянием и описательной частью их экспертного заключения.

Они пишут в выводах о «нарушении эмоционально-волевых процессов (эмоциональная лабильность, снижение волевых побуждений)» и выставляют диагноз «органическое эмоционально-лабильное (астеническое) расстройство» (F 06.68), которое проявляется, прежде всего, «выраженной и постоянной эмоциональной несдержанностью или лабильностью» (стр. 65 [ Международная классификация болезней (10-й пересмотр), Класс V. Психические расстройства и расстройства поведения (F 00 – F 099) (адаптированный для использования в РФ). – Всемирная организация здравоохранения. Россия. Ростов-на-Дону, ЛРНЦ «Феникс», 1999 ]) про подэкспертного, который «сидит, развалившись», «многословен, держится раскованно, свободно, с чувством собственного превосходства. Активно жестикулирует, манерен. Дистанцию в беседе соблюдает не всегда. Проявляет в разговоре инициативу, доминирует». И т. д. Несмотря на длительную беседу, в силу собственной обстоятельности, не обнаруживает к ее концу никаких поведенческих принципов астении, истощаемости, никакой «эмоциональной несдержанности или лабильности», а эксперты пишут об истощаемости на основании психологического заключения. Наоборот, «при экспериментально-психологическом исследовании на первый план выступает… стремление быть в центре внимания» и – самое существенное для нас – «при принятии индивидуально-значимых решений это стремление опирается на внутренний критерий».

Эксперты пишут о «некотором снижении памяти», «некотором снижении интеллектуально-мнестических, волевых, критических и прогностических способностей, практической ориентировки». Это расплывчатое выражение «некоторое снижение» не имеет клинического смысла и находится в противоречии с экспериментально-психологическим исследованием, которое не выявило реальных признаков ни интеллектуального, ни мнестического снижения.

Мы видим, что выставленный экспертами диагноз «органическое эмоционально-лабильное расстройство в связи со смешанным заболеванием» (F 06.68) неадекватен, искусственно натянут, противоречит всем позициям собственного описания психического статуса.

Но и в МКБ-10 подчеркивается, что этот диагноз (F 06) является предположительным при наличии только двух из четырех факторов, как это имеет место в данном случае (стр. 51). Более того, этот диагноз не выставляется, если психические расстройства связаны с «употреблением алкоголя и других психоактивных веществ» (стр. 52). Между тем, эксперты утверждают, что «с ноября 2004 г. у А. развилось психическое расстройство в связи с употреблением нескольких психоактивных веществ (F 19)». Этот диагноз в МКБ-10 звучит так: «Острая интоксикация, вызванная одновременным употреблением нескольких наркотических средств и использованием других психоактивных веществ». Но острая интоксикация не длится долго и в состоянии острой интоксикации не заключают сделок, но не по психическим, а по соматическим основаниям. Из описанных вариантов этого диагноза у подэксперного не было ни синдрома зависимости, ни состояния абстиненции (отмены). Разве что «пагубное (с вредными последствиями) употребление» (F 19.1), но этот диагноз не ставится, если имеются психотические расстройства (F 19.5). Однако, все эти психотические расстройства – галлюцинации, бред, психомоторное возбуждение или ступор, психотический страх или экстаз, характеризуются «ясным сознанием» (стр. 102).

Ничего подобного в констатирующей части не приводится, за исключением показаний самого подэкспертного, крайне противоречивых («безразличие к происходящему, апатия, а также сильная раздражительность, несдержанность, раздражали звуки, свет») и нереальных: так, например, «троения» в глазах в принципе не бывает, «стал внезапно терять сознание», «в голове был «туман»», «не было четкости сознания», «все происходило как во сне». Такого рода нагромождение разнородных характеристик не только противоречит хорошо известным типовым картинам, но оно не могло пройти незамеченным для всех, кто принимал участие в подписании каких-либо важных документов.

Мы видим, что этот ретроспективный диагноз, так же неадекватен и искусственно натянут, как и первый.

Эксперты, вслед за подэкспертным, нанизывают разнородные нарушения: «гиперкинезы» и «периодические тонико-клонические судороги», «снижение мотивации, аспонтанность, анергию, апатию» и «периодические нарушения сознания» и «потери сознания», смешивая острые и кратковременные и хронические расстройства и целиком полагаясь на показания подэкспертного.

Объективными являются только те данные, которые получены специалистом при непосредственном контакте с больным и письменно зафиксированы в форме консультации. Рассказ больного о том, что с ним было или бывает это уже субъективные данные. Их расхождение с объективными свидетельствами особенно часто и сильно выражено в экспертной ситуации. То же касается и показаний свидетелей. Поэтому имеющиеся данные могут быть ранжированы в отношении своей объективности, валидности, надежности. Важно указывать каким образом получены те или иные данные, с чьих слов и т.п. При многократных переписываниях субъективные данные нередко превращаются по небрежности в объективные, приобретая принципиально другой статус. В представленном заключении эксперты неоднократно упускают это из вида. Отсюда появляется «парез мимической мускулатуры», «эпизоды кратковременного выключения сознания с дезориентировкой в месте, времени и частично собственной личности, сопровождающиеся тонико-клоническими судорогами конечностей». Причем одни и те же сведения повторяются на соседних страницах в разных редакциях (с.с. 6-7), но оставляются в дальнейшем тексте без всякой квалификации, хотя их искусственность очевидна. Эти жалобы никогда не квалифицировались специалистами как проявления эпилептиформных расстройств, хотя явно были на это рассчитаны.

Приводимые экспертами данные нейропсихологического исследования, как и манера изложения собственных данных, характеризуются чисто внешним эффектом, рассчитанным на непрофессионала. Такая тирада как «результаты нейропсихологического исследования указывают на патологическое функционирование неспецифических подкорковых структур, подкорковой зоны экстрапирамидной системы, а также некоторое снижение уровня функционирования префронтальных отделов лобной доли левого полушария головного мозга», не имеет никакого содержательного отношения к ответу на заданный судом вопрос. Такая картина часто встречается и у психически здоровых людей.

Эксперты постоянно полагаются на данные самоотчета феноменологически не фундированного и маловероятного, а местами явно фантастического. Так, упоминаемое парентеральное введение аминазина не только не практикуется, а прямо противопоказано при отмечавшейся у А. симптоматике.

Более того, эксперты недопустимым образом поучаствовали в создании этой фантастической картины: они изъяли из изложения имеющихся анамнестических данных принципиально важные моменты.

Мы располагаем заключением судебно-психиатрической комиссии тех же экспертов, проведенной в тот же день за тем же номером 826, но помеченной литерой «б», тоже на 22 страницах, но отвечающим только на один вопрос: «Мог ли А.…. правильно понимать значение своих действий и руководить ими в период подписания договора купли продажи земельных участков и дачи от 04 августа 2005 г.?». Вопрос, заданный Балашихинским судом относительно психического состояния А. за два месяца до момента, интересующего настоящий суд. Тексты этих экспертиз полностью, слово в слово совпадают в описании соматического, неврологического и психического состояния, экспериментально-психологического и нейропсихологического исследований и заключения, в текст которого просто внедрены две пометки в скобках: «ответ на вопрос № 1» и «ответ на вопрос № 2, 3». Однако, в изложении анамнестических данных резко сокращено наиболее авторитетное мнение заведующего кафедрой нервных болезней ММА им. И.М.Сеченова проф. В.Л.Голубева, вступающее в противоречие с заключением невролога, на которого предпочитают опираться эксперты. Изъято изложение (на стр. 8) выписки из амбулаторной карты № 1069/08, в которой указано, что А. наблюдается в клинике нервных болезней им. А.Я.Кожевникова с 2006 года… В 2005 году в клинической картине ведущим был синдром паркинсонизма, проявляющийся акинетико-ригидным синдромом с выраженным дрожанием в дистальных отделах рук. В выписке указано, что динамика клинических проявлений, динамика начала заболевания и трансформация описанных проявлений позволяют исключить диагноз «болезнь Паркинсона» и предположить диагноз «синдром Паркинсона ятрогенного генеза».

Таким образом, в одной из наиболее авторитетных специализированных клиник страны, на основании анализа динамики начала, течения и трансформации клинической картины отмечавшиеся у А. расстройства квалифицированы как «ятрогенный нейролептический синдром – болезнь Брейгеля: параспазм, проявляющийся блефороспазмом с орамандибулярной дистонией» и «синдром Паркинсона ятрогенного генеза» (стр. 9 параллельного заключения). Заключение невролога экспертной комиссии: «Мультифокальная ятрогенная дистония неясного генеза. Болезнь Брейгеля. Синдром Паркинсона». Т.е., здесь не разъясняется, что и болезнь Брейгеля – это ятрогенный нейролептический синдром, и что сам синдром Паркинсона это фактически другое обозначение того же нейролептического синдрома и частично той же дистонии.

Ятрогения же определяется как расстройство, «обусловленное неосторожными высказываниями или поступками врача или медицинского персонала, неблагоприятно воздействовавшими на психику больного» (Энциклопедический словарь медицинских терминов, т. 1, стр. 385). Таким образом, отмечавшаяся у А. неврологическая симптоматика представляет резкое усиление по функциональным механизмам остаточных неглубоких проявлений перенесенной в 2004 году нейроинфекции. Эксперты же в отличие от проф. В.Л.Голубева всячески акцентируют органический и токсический моменты, хотя не являются невропатологами.

Эксперты сократили еще одно важное свидетельство, а именно консультацию психиатра 20.06.06 в клинике им. А.Я.Кожевникова, которое зафиксировало, что «сознание и ориентировка нарушены не были, в контакт вступал по существу. Бреда и обманов восприятия не было…». Диагноз: «затяжное невротическое состояние со стойким депрессивным синдромом». При этом отмечена «нецелесообразность применения антидепрессантов, а предложено лечение психотерапевтическими методами» (стр. 7 параллельной экспертизы). Здесь важно знать, что «невротическое» означает «непсихотическое».

Наконец, эксперты изъяли еще одно важное свидетельство, имевшееся в параллельной экспертизе (стр. 14). А именно, заключение СПЭК МОЦССП № 1371 от 19.06.2007 г. (дело № 2-496/08, т, 1, л.д. 225-243), которое хотя и было признано незаконным (л.д. 331-334), но имело место и чрезвычайно показательно. «Комиссия пришла к заключению, что у А. … с конца 2004 – начала 2005 г. развилось органическое расстройство личности токсического генеза с выраженными изменениями психики, достигавшими психотического уровня. Поэтому А. в юридически значимый период 2004-2005 гг. не мог понимать значения своих действий и руководить ими. Психотропные вещества оказали существенное влияние на его психическое состояние, что лишало его способности понимать характер и значение своих действий и руководить ими. На момент обследования А. из психотического состояния вышел, у него обнаруживается органическое расстройство личности токсического генеза в виде церебрастенических жалоб, при сохранности мышления, интеллектуальных способностей, критики и отсутствия какой-либо психопатологической симптоматики, что не лишает его способности правильно воспринимать и оценивать обстоятельства, имеющие значение для дела». Такое заключение, даже независимо от отсутствия материалов уголовного дела, медицинской документации на имя А. и показаний свидетелей, – так как достаточно было самого подэкспертного, – является настолько беспардонно безграмотным, что обнаруживает свой заказной характер.

Диагноз «органического расстройства личности» больше ни разу не выносился, так как ему решительно противоречат данные всех неоднократно проводившихся экспериментально-психологических исследований. Но в разбираемом заключении эксперты пришли к тем же выводам, что в только что процитированном и дезавуированном, опираясь на другой, также несостоятельный диагноз: «органическое эмоционально-лабильное расстройство в связи со смешанными заболеваниями» (F 06.68). Диагноз, который – как мы показали – не только не имеет к подэкспертному никакого отношения, но не имеет отношения и к неспособности понимать значение своих действий и руководить ими.

Наконец, ни одна из известных психотических картин у подэкспертного не отмечалась, и никаких достоверных сведений об этом не приводится.

Таким образом, заключение экспертов в отношении квалификации психического состояния А., 1965 г. рожд., как на момент проведения экспертизы, так и на интересующий суд период, не выдерживает элементарной критики: оно грубо противоречит данным собственной описательной части, оно основывается на показаниях самого подэкспертного, и не отдает предпочтения профессиональным данным, полученным при непосредственном клинико-психопатологическом и экспериментально-психологическом исследованиях.

Ответы экспертов на все три вопроса суда являются научно-несостоятельными, противоречащими описательной части данных ими экспертных заключений.

1. Квалификация отмечавшихся в интересующий суд период психических расстройств как «органического эмоционально-лабильного расстройства в связи со смешанным характером заболевания» (F 06.68) противоречит критериям этого расстройства в МКБ-10, и такой диагноз никогда прежде не выставлялся.

2. Из представленных экспертами данных с достаточной полнотой и ясностью видно, что отмечавшиеся у А., 1965 г. рожд., неврологические и соматические расстройства никогда не приводят к неспособности осознавать характер своих действий и руководить ими, а отмеченные психические расстройства никогда не достигали и не могли достичь ни психотического уровня, ни такого уровня психической несостоятельности, когда бы – в интересующий суд период, как и в любой другой, – А. не понимал значение своих действий и не мог руководить ими.

3. Дача бензодиазепинов, в том числе феназепама, даже если бы он был обнаружен в интересующий суд период 6 октября 2005 г., а не за четыре месяца до этого (12 июня 2005 г.) никак не могло повлиять на способность А. правильно понимать значение своих действий и руководить ими в момент выдачи доверенности Р.

Ю.С.Савенко

P.S. Я выступил на судебном заседании, ответил на вопросы, в том числе самого А., который вел себя активно-наступательно, выходил из зала, что-то нашептывал свидетелю своей стороны в куртке службы охраны, категорически возражал против новой экспертизы, против приобщения к делу нашего мнения, ссылаясь на свою вторую группу инвалидности и т.д. А спустя неделю главному врачу больницы, где я работаю, позвонили: «Какое право имел выступать в суде от имени больницы Ваш врач?». Спустя еще неделю к главному врачу явилась молодая женщина, представившаяся журналистом, сотрудником журнала «Мир безопасности». Вызвали меня. «Вы берете деньги за заключения? 30 тысяч, не глядя, и будет заключение? Что угодно?» Тут же выясняется, что номера телефонов и фамилии не имеют никакого отношения к нашей Ассоциации. «Вы же не государственная организация? У Вас есть лицензия? Вам нельзя было поручать. Не имеете права – я юрист». И т.д. и т.п. Все обличало в ней юридическую неграмотность и авантюрную прыть. Заказав мне статью, которую она якобы разместит в «Комсомольской правде», она больше не объявлялась. Выяснилось, что Издательский дом и журнал «Мир безопасности» занимается посредническими услугами, рекламируя охранную технику... Такая попытка диффамации еще не худшее. Нас недавно вызывали ложной повесткой в Самарский суд, но об этом в следующий раз. Мы привыкли ко всякого рода напраслине.