Уроки конституционности: недееспособность

Ю.Н.Аргунова

Конституционный Суд РФ (далее – КС) вслед за признанием неконституционными норм УПК РФ, регулирующих правовой статус невменяемого лица (Постановление от 20 ноября 2007 г. № 13-П) [ См. об этом: НПЖ, 2007, IV, с. 45-49 ], признал не соответствующим Конституции РФ ряд статей ГПК РФ и Закона о психиатрической помощи, касающихся института недееспособности (Постановление от 27 февраля 2009 г. № 4-П) [ Российская газета, 2009, 18 марта ]. С этого момента утратили силу:

1) положение ч. 1 ст. 284 ГПК РФ, предусматривающее, что гражданин, в отношении которого рассматривается дело о признании его недееспособным, должен быть вызван в судебное заседание, если это возможно по состоянию его здоровья, в той мере, в какой данное положение позволяет суду принимать решение о признании гражданина недееспособным на основе одного лишь заключения СПЭ, без предоставления гражданину, если его присутствие в судебном заседании не создает опасности для его жизни либо здоровья или для жизни либо здоровья окружающих, возможности изложить суду свою позицию либо через выбранных им самим представителей;

2) положения ч. 5 ст. 37, ч. 1 ст. 52, п. 3 ч. 1 ст. 135, ч. 1 ст. 284 и п. 2 ч. 1 ст. 379¹ ГПК РФ в той мере, в какой они не позволяют гражданину, признанному судом недееспособным, обжаловать решение суда в кассационном и надзорном порядке в случаях, когда суд первой инстанции не предоставил этому гражданину возможность изложить свою позицию лично либо через выбранных им представителей, при том что его присутствие в судебном заседании не было признано опасным для его жизни либо здоровья или для жизни либо здоровья окружающих;

3) положение ч. 4 ст. 28 Закона о психиатрической помощи, согласно которому лицо, признанное недееспособным, помещается в психиатрический стационар по просьбе или с согласия его законного представителя, в той мере, в какой данное положение предполагает помещение недееспособного лица в психиатрический стационар без судебного решения, принимаемого по результатам проверки обоснованности госпитализации в недобровольном порядке.

Поводом к рассмотрению дела послужили жалобы троих граждан: П.В.Штукатурова, Ю.К.Гудковой и М.А.Яшиной, признанных судом недееспособными по заявлению своих близких родственников. О времени и месте рассмотрения дел указанные граждане извещены не были, поскольку по результатам СПЭ был сделан вывод, что характер заболевания не позволяет им понимать значения своих действий и руководить ими и что они не могут присутствовать в судебном заседании. Указанные граждане не были извещены и о принятом судом решении и узнали о том, что они признаны недееспособными, случайно. Их попытки оспорить решение суда ни к чему не привели: их кассационные жалобы, заявления о восстановлении срока обжалования судебного решения, а затем надзорные жалобы были возвращены, т.к. с момента вступления решения суда в законную силу эти граждане лишились возможности защищать себя самостоятельно. Этим правом были наделены лишь их опекуны, т.е. те самые родственники, которые инициировали лишение их гражданских прав.

Кому адресовано Постановление КС помимо тех судов, которым надлежит осуществить пересмотр дел указанных в Постановлении граждан?

Во-первых, законодателю, фронт работ для которого колоссален.

Изменения, которые требуется внести в законодательство, должны будут носить не юридико-технический, а концептуальный характер. КС указал на необходимость установления особого уровня гарантий защиты прав лиц, которые страдают психическими расстройствами и в отношении которых возбуждается производство по признанию их недееспособными, с тем, чтобы – исходя из требований Конституции РФ и с учетом юридических последствий, которые влечет за собой признание недееспособным, – исключить какую-либо дискриминацию лица по признаку наличия психического расстройства, а также связанных с этим ограничения прав, кроме тех, которые допускаются в общепризнанных для таких случаев целях.

ГПК РФ не устанавливает, в какой процедуре и на основании каких критериев определяется, возможна ли (или невозможна) личная явка гражданина в судебное заседание, извещается ли он о времени и месте слушания дела, должен ли суд обеспечить гражданину возможность использовать иные средства для распоряжения на равных основаниях с другими лицами, участвующими в деле, процессуальными правами, например путем назначения ему адвоката для обеспечения квалифицированной юридической помощи.

Законодатель не должен ограничиваться устранением пробелов лишь в нормах, перечисленных в Постановлении КС. Будучи связанным с рассмотрением только тех законоположений, которые применялись в делах заявителей, КС не мог выразить свою позицию в отношении конституционности иных норм, находящихся в логическом единстве с вышеуказанными, несоответствие Конституции которых теперь становится вполне очевидным. Это относится, в частности к нормам, регламентирующим подготовительную стадию процесса (ст. 283 ГПК РФ), статьям о порядке восстановления дееспособности лица, помещения недееспособного в ПНИ и др.

Важно также учитывать, что сроки для выполнения законодательных работ должны быть минимальными. Вследствие признания КС части положений не подлежащей исполнению возникла неурегулированность многих процессуальных вопросов, что уже сейчас приводит к существенному разнобою в правоприменительной и экспертной практике. Например, наблюдается применение самых разных схем при госпитализации недееспособного в ПБ, что вызвано различным толкованием позиции КС в отношении ч. 4 ст. 28 Закона о психиатрической помощи. Появятся проблемы с необходимостью продления такой госпитализации в судебном порядке.

Следует также иметь в виду, что приведение в соответствие с Конституцией РФ процессуальных норм – это задача минимум. Задача максимум – приведение российского законодательства о недееспособности и опеке в целом в соответствие с Конвенцией о защите прав человека и основных свобод и решениями Европейского Суда по правам человека и в первую очередь с Постановлением от 27 марта 2008 г. по делу «Штукатуров против России».

В идеале работа по совершенствованию законодательства, регулирующего институт недееспособности, должна осуществляться с учетом рекомендаций Комитета Министров Совета Европы, в частности Рекомендации R (99)4 «О принципах, касающихся правовой защиты недееспособных взрослых». Так, в числе общих принципов в ней называются принцип гибкости правового реагирования, предполагающий помимо прочего использование таких правовых инструментов, которые обеспечивали бы наиболее полный учет степени недееспособности лица в конкретной правовой ситуации для защиты его личных и имущественных интересов; принцип максимального сохранения дееспособности, означающий в т.ч. признание, насколько это возможно, существования различных степеней недееспособности лица с течением времени; принцип соразмерности меры защиты степени дееспособности лица, основанный на учете конкретных обстоятельств и нужд данного лица и допускающий вмешательство в его права и свободы в минимальной степени, необходимой для достижения цели такого вмешательства. К процедурным принципам Рекомендация относит, в частности, принцип разумной продолжительности применения меры защиты и возможности ее периодического пересмотра и обжалования.

А что же Государственная Дума? Что предпринимается ею по данному вопросу? Может быть мы зря вечно ругаем законодателя? [ К чести законодателя следует отметить, что на подготовительном заседании КС по данному делу, состоявшемся 30 января 2009 г., постоянный представитель Госдумы в КС А.Н.Харитонов в своем выступлении согласился, в частности, с тем, что ст. 284 ГПК РФ противоречит Конституции РФ. Полномочный представитель Совета Федерации в КС А.И.Александров признал даже, что в России в сфере психиатрии еще много нарушений прав граждан и нужно обратить внимание на персональную ответственность виновных. По его словам, законодатель «задолжал» в вопросе защиты прав пациентов психиатрической службы.Противоположная точка зрения была высказана полномочным представителем Президента РФ в КС М.В.Кротовым, который был убежден, что законодательство по обсуждаемой проблеме менять не нужно. Его поддержала представитель Генпрокуратуры Т.А.Васильева. М.В.Кротов также выразил сомнение в том, что участвующие в деле адвокаты имеют право представлять интересы заявителей, т.к. договоры о представлении их в КС эти граждане заключили, будучи недееспособными. По словам руководителя Санкт-Петербургской Гражданской комиссии по правам человека Р.В.Чорного, присутствовавшего на заседании КС, это выглядело, как грубые нападки на заявителей, похоже, вследствие слабости позиции М.В.Кротова по существу вопроса.Как рассказывает Р.В.Чорный, один из судей КС задал М.В.Кротову вопрос о том, почему до сих пор не создана служба защиты прав пациентов, создание которой гарантировано ст. 38 Закона о психиатрической помощи. Представитель Президента РФ ответил в том смысле, что не считает нужным создание еще одной контролирующей структуры за соблюдением прав человека в сфере психиатрии. Ответ этот весьма показателен и, на наш взгляд, превзошел самые худшие опасения. Такая позиция Представителя Президента идет вразрез с распоряжением самого Президента РФ о создании и финансировании такой службы. ]

По словам руководителя Секретариата Комитета Госдумы по гражданскому, уголовному, арбитражному и процессуальному законодательству Л.Ю.Михеевой, Комитетом подготовлен законопроект о внесении изменений лишь в ст. 284 ГПК РФ о предоставлении возможности гражданину быть выслушанным лично в судебном заседании. Однако лазейка в законе остается – рассмотрение дела в отсутствии гражданина допускается, если причина его неявки будет признана судом неуважительной. Законодательные инициативы по корректировке других статей ГПК РФ, признанных КС неконституционными, в Комитете отсутствуют. На вопрос о том, как предлагается сформулировать новую редакцию ст. 28 Закона о психиатрической помощи, Л.Ю.Михеева ответила, что этот вопрос не входит в компетенцию Комитета по законодательству. Соответствующий законопроект, который, по мнению экспертов, неполон и в целом не приемлем, готовится Комитетом Госдумы по охране здоровья. Наш вопрос о том, кто же в Комитете по законодательству будет готовить дополнения в главу 35 ГПК РФ, дабы обеспечить судебный порядок помещения недееспособного в психиатрический стационар (т.к. внесения изменений лишь в ст. 28 Закона о психиатрической помощи недостаточно) застал Л.Ю.Михееву врасплох.

Таким образом вполне очевидно, что правая рука законодателя не знает, что делает левая. Приведение законодательства в соответствие с Конституцией РФ не только не находится в числе приоритетов Госдумы, но и явно ей в тягость, о чем свидетельствует точечность и некорректность предлагаемых законодательных новелл и рассогласованность в действиях Комитетов.

Во-вторых, Постановление КС адресовано правоприменителю, который не должен применять утратившие силу по причине своей неконституционности законодательные нормы. Судам следует привести свою практику в соответствие с Европейской Конвенцией и решениями Европейского Суда по правам человека.

Отныне суды обязаны вызывать в судебное заседание лицо, в отношении которого рассматривается дело (за редким исключением подтвержденных случаев наличия опасности лица), представлять ему возможность изложить свою позицию. Причем, руководствуясь конституционными принципами, следуя духу Постановления КС, суды, по нашему мнению, должны извещать лицо о поданном в отношении него заявлении, т.е. предоставлять ему возможность уже на подготовительной стадии процесса дать объяснения по делу, представить контраргументы и доказательства, характеризующие, в частности социальный статус лица, которые, по нашей практике, могут быть столь убедительными, что проведение СПЭ не потребуется.

В случае же назначения СПЭ приобщенные к материалам дела объяснения гражданина с его доводами и приложенными документами, став предметом исследования экспертной комиссии, помогут составить экспертам более полное и объективное заключение. Лицо, кроме того, сможет, наконец, реализовать свои права, предусмотренные ст. 79 ГПК РФ, ст. 52 Основ законодательства РФ об охране здоровья граждан: заявить ходатайство о проведении ее в конкретном экспертном учреждении, ходатайствовать о включении в состав экспертной комиссии дополнительно специалиста соответствующего профиля, сформулировать вопросы для экспертов, представить дополнительные вопросы, вытекающие, в частности из позиции КС, изложенной в абзаце 3 п.3.3. Постановления, и т.д.

Уже на этой стадии процесса судья сможет составить свое мнение о психическом состоянии гражданина, а также о его возможности участвовать в последующих судебных заседаниях по данному делу, не обращаясь с этим вопросом к экспертам-психиатрам, не владеющим для ответа на него объективными методиками.

Вполне в духе Постановления КС был бы выезд суда в ПНИ, где проживает лицо, или в ПБ – по аналогии с рассмотрением дела о недобровольной госпитализации. Ибо если психическое состояние лица действительно таково, что его присутствие в суде может представлять реальную опасность, то, вероятнее всего, оно к моменту рассмотрения дела о признании его недееспособным будет пребывать в стационаре.

Согласно п.3.4. Постановления КС рассмотрение дела в отсутствие самого гражданина (вопреки его желанию) допустимо лишь при наличии особых обстоятельств, например в случаях, когда существуют достаточные основания предполагать, что лицо представляет реальную опасность для окружающих либо состояние здоровья не позволяет ему предстать перед судом. Однако, как указывается в Постановлении КС, и в этих случаях, поскольку речь идет о существенном изменении правового положения гражданина, предпочтительно личное ознакомление суда с его состоянием, для того чтобы выяснить реальную способность гражданина присутствовать в судебном заседании и предупредить случаи необоснованного лишения его статуса дееспособного лица.

Судам придется также серьезно пересмотреть перечень вопросов, ставящихся перед экспертами по делам о недееспособности. Традиционные вопросы о том страдает ли гражданин психическим расстройством и может ли он понимать значение своих действий и руководить ими теперь уже не пройдут. Вопросы должны формулироваться таким образом, чтобы в заключении экспертов содержались выводы «о характере и тяжести заболевания, о возможных последствиях болезни гражданина для его социальной жизни, здоровья, имущественных интересов, о том, какого рода действия он не может понимать и контролировать и т.д.» (см. абзац третий п.3.3. Постановления КС).

Соблюдение этого правила, а также недопущение заочного рассмотрения дел данной категории позволит судебным органам избежать необходимости восстановления недееспособным гражданам пропущенных сроков для обжалования судебных решений и рассмотрения их жалоб в порядке надзора.

И, наконец, что чрезвычайно важно, одно только заключение СПЭ суд теперь не сможет положить в основу своего решения. В этой связи принципы состязательности и равноправия сторон должны наполниться более глубоким содержанием: гражданин, вопрос о дееспособности которого является предметом рассмотрения, не только сможет ознакомиться с заключением СПЭ, но и должен быть выслушан в суде по поводу обоснованности этого заключения. При этом следует иметь в виду, что для более эффективной защиты своих интересов гражданин вправе использовать специальные знания специалиста-психиатра, который по просьбе гражданина может подготовить для суда анализ заключения СПЭ. Консультация или пояснения специалиста, данные в устной или письменной форме, показания как эксперта, так и специалиста в суде, их оценка в совокупности с другими доказательствами помогут сформировать судье внутреннее убеждение в том, что, как указано в Постановлении КС, «отсутствуют основания для сомнений в достоверности, подлинности, профессиональном уровне и полноте заключения экспертов». В противном случае судья обязан назначить повторную СПЭ.

Должен отныне решаться судом и вопрос о помещении недееспособного в ПБ. Часть 4 ст. 28 Закона о психиатрической помощи, позволявшая госпитализировать недееспособного в психиатрический стационар по просьбе (при согласии) опекуна без судебного решения, утратила силу.

Анализ первых судебных решений по таким делам показывает, однако, что п.5.1. Постановления КС психиатрами и судьями трактуется не одинаково. Психиатры в основном понимают позицию КС таким образом, что любое стационирование недееспособного следует оформлять через суд: как при наличии оснований, предусмотренных п. «а», «б», «в» ст. 29 Закона о психиатрической помощи, так и при их отсутствии в ситуации, когда лечение недееспособного желательно или возможно только в стационарных условиях. При этом одни психиатры считают, что КС обязывает врачей выяснять согласие недееспособного на госпитализацию (помимо наличия согласия опекуна) и только при отсутствии такого согласия требуется судебная процедура. Другие полагают, что согласие недееспособного в отношении его помещения в ПБ по-прежнему нелегитимно и испрашиваться не должно.

Суды же, как правило, не дифференцируют такие случаи и, не обращая внимание на мотивировку больницы, даже при отсутствии указаний на признаки ст. 29 «подгоняют» изложенное в заявлении описание психического состояния под основание п. «в» ст. 29, перефразируя формулировки врачей и не ссылаясь при этом на Постановление КС.

Так, Архангельская ОКПБ обратилась в суд с заявлением «о принудительной госпитализации» недееспособного П. с согласия его опекуна. Направление на госпитализацию было выдано врачом-психиатром ПНД, который после осмотра П. пришел к выводу о необходимости его госпитализации в ПБ «для обследования и (или) лечения в связи с наличием у него тяжелого психического расстройства». Основанием для вывода о необходимости госпитализации послужили также сведения о поведении П. от его матери – опекуна. По этим сведениям дома он отказывался от приема поддерживающей терапии, не спал ночами, разговаривал с невидимыми собеседниками, был агрессивен к отцу.

При поступлении в ПБ П. был осмотрен врачом в приемном покое, подтвердившим вывод о необходимости госпитализации. «Обоснованность решения о госпитализации» подтвердила и комиссия врачей-психиатров. По мнению комиссии обследование и (или) лечение П. «возможно только в стационарных условиях». Хотя заявление в суд именовалось заявлением о принудительной госпитализации, таковой она, строго говоря, не являлась, т.к. согласие опекуна имелось, а согласия недееспособного никто не спрашивал. Ни в заключении комиссии, ни в заявлении в суд не говорилось о том, что психическое расстройство П. обуславливает существенный вред его здоровью вследствие ухудшения психического состояния, если лицо будет оставлено без психиатрической помощи.

Однако Приморский районный суд в своем решении, которым удовлетворил заявление больницы, указал, что ПБ обратилась в суд с заявлением о принудительной госпитализации П. по основанию п. «в» ст. 29. При этом суд «приписал» комиссии врачей формулировку и вывод, которые в заявлении ПБ отсутствовали. Кроме того суд при применении ст. 29 и воспроизведении в решении текста п. «в» не смутил тот факт, что эта норма распространяется на случаи госпитализации без согласия лица или без согласия его законного представителя. Согласие опекуна на госпитализацию в данном деле имелось, а согласия пациента никто ни в ПНД, ни в ПБ не выяснял. В судебном заседании, как указано в решении, «П. мнение о дальнейшей госпитализации не высказал». Суд привел в решении одно из определений КС о содержании понятия «существенный вред» применительно к п. «в» ст. 29, которое, впрочем, не фигурировало в заключении врачей и не требовало дополнительного обоснования.

У врачей-психиатров такое решение суда, по их словам «практически скопированное (уложенное) в стандартное решение о принудительной госпитализации по ст. 29 без учета Постановления КС», вызвало недоумение, о чем они информировали суд.

Установление четкого правового регулирования в данном вопросе (оснований госпитализации недееспособного лица в психиатрический стационар, порядка подачи заявления в суд и его рассмотрения) – задача законодателя, которую ему предстоит решить, надеемся, при участии специалистов.

Пока же попытаемся проанализировать ситуацию.

1. Применение судом ст. 29 Закона в описанном случае может объясняться отсутствием пока специальной нормы в Законе, которая должна регулировать производство по такого рода делам. Поэтому суд был вынужден применить норму, регулирующую сходные отношения, т.е. аналогию закона. Однако, как представляется, суду не следовало идти по пути подгонок и приписок.

2. Можно предположить также, что Закон о психиатрической помощи изначально содержал некоторые противоречия в регулировании вопроса о госпитализации недееспособного. На это указывают формулировки ст. 31 и 32 Закона.

Согласно ч. 1 ст. 31 недееспособное лицо, помещенное в психиатрический стационар по просьбе или с согласия его законного представителя, подлежит обязательному освидетельствованию комиссией врачей-психиатров в порядке, предусмотренном ч. 1 ст. 32 Закона. Таким образом ст. 31, специально посвященная освидетельствованию недееспособных и несовершеннолетних пациентов, неожиданно отсылает к другой статье (ст. 32), которая, в свою очередь, регулирует освидетельствование при госпитализации по основаниям ст. 29 Закона.

Отсюда возможен вывод, что Закон предусматривает госпитализацию недееспособного по просьбе (при согласии) опекуна лишь при наличии оснований, предусмотренных п. «а», «б» или «в» ст. 29 и не предполагает возможности госпитализации недееспособного по просьбе (при согласии) опекуна в случаях, когда имелись основания для стационарного лечения, но при этом отсутствовали признаки непосредственной опасности, беспомощности или вероятности существенного вреда при оставлении больного вне стационара. Такой точки зрения придерживается, например Д.Г.Бартенев – адвокат П.В.Штукатурова, жалоба которого и послужила поводом к проверке конституционности ч. 4 ст. 28 Закона.

Однако, с нашей точки зрения, может быть и другое прочтение ст. 31 и 32 Закона. Часть 1 ст. 31 отсылает к ч. 1 ст. 32 с целью избежать повторения, т.е. исключительно из юридико-технических соображений, а не потому что подразумевает госпитализацию недееспособного лишь в рамках ст. 29.

Последовательное соединение обеих норм дает следующее правило: лица, признанные недееспособными, помещенные в психиатрический стационар по просьбе или с согласия их законных представителей, подлежат обязательному освидетельствованию в течение 48 часов комиссией врачей-психиатров психиатрического учреждения, которая принимает решение об обоснованности госпитализации. В случаях, когда госпитализация признается необоснованной и госпитализированный не выражает желания остаться в психиатрическом стационаре, он подлежит немедленной выписке.

Задача комиссии – проверить обоснованность госпитализации. Госпитализация же может быть в принципе обоснованной, если психическое расстройство недееспособного признано тяжелым, а его обследование или лечение возможны только в стационарных условиях, но при отсутствии проявлений, соответствующих пунктам «а», «б» или «в» ст. 29. Такую позицию, судя по всему, отстаивали в суде врачи Архангельской ОКПБ в вышеописанном деле.

Законодатель должен незамедлительно определиться с регулированием указанного вопроса. В нашей практике имеются случаи, когда ведущим мотивом признания гражданина недееспособным служит стремление его родственников облегчить процедуру его помещения в ПБ, преодолев, таким образом, необходимость считаться с желаниями самого больного уже на стадии его освидетельствования. Полезно было бы узнать позицию на этот счет Пленума Верховного Суда РФ.

3. Несколько усугубил ситуацию в этом вопросе и сам КС. «Выбив» из существующей системы норм одну (ч. 4 ст. 28), КС нарушил логику взаимодействия оставшихся норм, что привело к разночтению.

Понятие «недобровольная» (по лексике ГПК РФ - «принудительная») госпитализация принято связывать исключительно с основаниями ст. 29 Закона о психиатрической помощи.

Закон не требует согласия недееспособного на оказание ему психиатрической помощи. При наличии согласия (просьбы) опекуна госпитализация недееспособного считается добровольной. На этот счет предусмотрено общее правило, содержащееся в ч. 2 ст. 4 Закона о психиатрической помощи. Соответствие этой нормы Конституции РФ КС не исследовал, и эта норма остается действующей.

Однако КС в своем Постановлении неоднократно называет такую госпитализацию (по согласию опекуна) недобровольной или принудительной, имея в виду госпитализацию без учета или вопреки желанию самого недееспособного, а не госпитализацию по основаниям ст. 29.

Таким образом Закон, с одной стороны, и КС, с другой стороны, вкладывают в понятие «недобровольная» («принудительная») госпитализация разное содержание, вследствие чего может складываться впечатление, что КС имеет в виду необходимость введения судебного порядка госпитализации недееспособного лишь при наличии оснований, указанных пунктами «а», «б» или «в» ст. 29.

Разнятся точки зрения и по вопросу о том, нужно ли теперь в соответствии с позицией КС спрашивать мнение недееспособного по поводу целесообразности его госпитализации. Одни специалисты, преимущественно юристы, отвечают на вопрос утвердительно. По их мнению, если недееспособный не согласен с госпитализацией или не способен к волеизъявлению, то тогда следует задействовать механизм ст. 29 Закона. Другие специалисты – в основном врачи – не собираются, как и раньше, спрашивать согласие у недееспособного, а сразу при необходимости госпитализации намерены отправлять заявление в суд. Третьи считают, что спрашивать согласие можно, но и в этом случае даже при получении согласия больного надо обращаться в суд. Позиция последних, хотя и абсурдна, но, как не странно, не противоречит закону.

В любом случае безусловно отрадным является тот факт, что в Законе о психиатрической помощи все же имеется одна норма, предписывающая учитывать желание недееспособного в отношении его госпитализации и не упоминающая о его опекуне. Это ч. 1 ст. 32 Закона, которая во взаимодействии с ч. 1 ст. 31 требует немедленной выписки недееспособного, если он не выражает желания остаться в стационаре при условии, если его госпитализация признана комиссией необоснованной.

В-третьих, Постановление КС адресовано врачам-психиатрам. Их в равной мере с правоприменителем касается все выше указанное.

Мы не считаем возможным в настоящий момент предлагать какую-либо одну единственно верную или доминирующую схему госпитализации недееспособного в ПБ. Закон о психиатрической помощи, ГПК РФ, другие законодательные акты, регулирующие правовое положение недееспособных граждан содержат еще достаточно большое количество норм, конституционность которых должна была бы стать предметом рассмотрения КС, чему, кстати, надо поспособствовать. Руководствоваться этими нормами поэтому трудно. Нужно нарабатывать свою практику, в т.ч. во взаимоотношениях с судами.

В-четвертых, свои выводы из Постановления КС должны сделать эксперты-психиатры, участвующие в производстве СПЭ. Постановление содержит для них прямые ориентиры

За 10-летний период (с 1997 по 2007 г.) число СПЭ на предмет признания гражданина недееспособным удвоилось, а по сравнению с 1994 г. выросло в 4 раза. В 2007 г. в целом по России проведено 34 тыс. таких экспертиз. Процент СПЭ, по которым эксперты рекомендуют признать гражданина недееспособным, стабилен и составляет 94 %. В некоторых регионах этот показатель достигает 100 % (Томская область, Республики Тыва, Калмыкия).

Рост числа таких СПЭ ученые ГНЦ ССП им. В.П.Сербского связывают с «оживлением» в последние годы имущественных сделок. При этом признается, что «лиц, страдающих тяжкими психическими расстройствами, стали чаще признавать недееспособными в качестве превентивной меры, заранее предотвращая совершение имущественных сделок, которые в последствии могут быть признаны недействительными». [ Основные показатели деятельности судебно-психиатрической экспертной службы Российской Федерации в 2007 году: Аналитический обзор/ Под ред. Т.Б.Дмитриевой. - М.: ФГУ «ГНЦ ССП им.В.П.Сербского», Вып.16. - 2008 – 188 с. ]

Такой комментарий экспертами своей собственной статистики является констатацией того факта, что эксперты государственной судебно-психиатрической экспертной службы: а) имеют поверхностное представление об институте недееспособности; б)весьма вольно трактуют задачи, стоящие перед ними; в) отступают от принципов экспертной деятельности; г) подменяют собой функции правоприменителя.

Такая «превентивная» деятельность при отсутствии критичности к ней со стороны суда лишает гражданина не только имущественных прав, но и всех иных, в т.ч. права вступить в брак, воспитывать детей, участвовать в выборах, изменять место жительства, выбирать род занятий, самостоятельно обращаться за медицинской, в т.ч. психиатрической, помощью, заключать договор об оказании адвокатских услуг, подавать заявления в суд и др. Попытки гражданина опровергнуть экспертное заключение, представить суду доказательства экспертами «превентивно» пресекаются бездоказательным заключением о невозможности гражданина присутствовать в судебном заседании.

По свидетельству заместителя главврача по экспертизе МКПБ им. Н.А.Алексеева Г.Г.Смирновой, эксперты в основном считают, что делают благо для больного, рекомендуя признать его недееспособным. Они выносят свое заключение, имея в деле, как правило, лишь заявление, в котором психическое расстройство лица заведомо «утяжелено», и определение суда о назначении СПЭ с приложением набора меддокументации. Данные о социальном статусе лица в 90 % дел отсутствуют. Суд выражает недовольство, когда эксперты просят суд «собрать дело».

О том, что вернуться «с того света» унижения и бесправия, у лица, признанного недееспособным, нет никаких шансов, свидетельствует хотя бы тот факт, что экспертной статистикой даже не выделяется позиция о количестве СПЭ по делам о признании лица дееспособным, хотя случаи проведения СПЭ по таким делам известны. Из тех же «превентивных» соображений такого поворота событий эксперты, да и ориентированные на них судьи, просто не допускают.

Опровергается самой экспертной статистикой и степень риска последующего признания сделки, совершенной психически больным лицом, недействительной (ст. 177 ГК РФ). Экспертиз по таким делам почти в 20 раз меньше, чем по делам о недееспособности, и число их за 10-летний период можно считать стабильным (1400-1700 в год). Рост отметился лишь в 2007 г. (2250 экспертиз). Кроме того из этого числа неспособными к совершению сделки признаются лишь менее половины (!) всех подэкспертных (в 2007 г. - 45 %).

В свете Постановления КС экспертам следует пересмотреть свое легкомысленное отношение к последствиям своих заключений о недееспособности гражданина и о невозможности его участия в судебном заседании. Эксперты должны требовать от суда предоставить в их распоряжение недостающие сведения, в частности характеризующие социальный статус лица; исследовать и отражать в заключении не только характер и тяжесть заболевания, но и возможные его последствия для социальной жизни, здоровья, имущественных интересов лица, а также вопрос о том какого рода действия он не может понимать и контролировать. Экспертам следует быть готовыми к неформальному исследованию их заключения, в т.ч. с участием других специалистов, в плане достоверности, полноты и профессионального уровня.

В-пятых, Постановление КС касается органов опеки и попечительства. Их участие в рассмотрении дела (при том, что суд не всегда надлежащим образом извещает их о судебном заседании) формально. Потенциальный ресурс этих органов не используется. Закон не устанавливает на основе каких критериев представитель органа опеки должен давать свое заключение в суде по делам данной категории. Свою позицию они формируют исключительно на основе заключения СПЭ, считая его по примеру суда основным доказательством. Выход по месту жительства гражданина для выяснения действительно ли он нуждается в опеке, проводится в очень редких случаях. Вопрос о своевременном восстановлении дееспособности органы опеки не контролируют и не инициируют. Лишь в единичных случаях, когда, что называется,запахнет жаренным, они способны проявить чудеса активности. И вот уже вслед за ними чудеса профессионализма демонстрируют эксперты, а затем и суд.

Подобное развитие событий имело место в деле П.В.Штукатурова, по поводу жалобы которого было принято вначале Постановление Европейского Суда по правам человека, а затем настоящее Постановление КС. По сведениям от его адвоката Д.Г.Бартенева, органы опеки, узнав о решении ЕСПЧ, подали заявление в суд о признании П.В.Штукатурова дееспособным, ссылаясь на то, что решением ЕСПЧ были установлены нарушения порядка признания его недееспособным. Новая СПЭ дала на этот раз положительное в отношении него заключение, и суд в апреле 2009 г. признал его дееспособным. Пересматривать прежнее решение суда о недееспособности поэтому уже не имело смысла.

Такой happy end мог, однако, наступить для П.В.Штукатурова значительно раньше – до подачи жалобы в ЕСПЧ, а, скорее всего, уже при очном рассмотрении дела о признании его недееспособным, если бы все участники событий проявили должную профессиональную компетентность.

В-шестых, урок конституционности преподан всем гражданам: тем, в отношении кого вопрос об их недееспособности может быть только поставлен, и тем, кто инициирует постановку такого вопроса перед судом; недееспособным гражданам и их опекунам, а также всем иным гражданам, обществу в целом, готовому презреть права человека, у которого имеется (или только предполагается) психическое расстройство.

Но «главные герои» Постановления КС – это, безусловно, недееспособные граждане. Их жалобы, поданные выбранными ими самими представителями, а не их опекунами, признаны КС допустимыми (!). Это означает, что недееспособный гражданин вправе обратиться в КС с жалобой на нарушение своих конституционных прав законоположениями, на основе которых судом общей юрисдикции было вынесено решение о признании его недееспособным и тем самым, по сути, об ограничении права, гарантированного ст. 60 Конституции РФ.

Постановление КС требует самостоятельного изучения каждым с карандашом в руках. Проблема, которой оно посвящено, того стоит.